Птенцы гнезда Петрова - Страница 33

Петр настоял на своем. Его резолюция на докладные пункты Шереметева гласила: Поспеть к сроку, а лошадей, а лутче волов купить или взять у обывателей. Как поспеть к сроку? У царя был ответ и на этот вопрос: А стоять долго нигде не надобно ни недели.

Фельдмаршал хотя и не был согласен с планом, разработанным военным советом и утвержденным Петром, но как умел стал его выполнять. От него царь требовал поспешать. В свою очередь Шереметев требовал того же от подчиненных генералов. Поспешать стало едва ли не главным словом, употреблявшимся Петром в указах Шереметеву. Царь не уставал твердить: …как наискоряе поспешать в указное место, для Бога не медлите в назначенное место.

Но Шереметев оставался самим собой – столь же медлительным, как и основательным. Продвижение на юг шло со скоростью, явно срывавшей намеченные сроки прибытия в указное место. И тогда царь решил прибегнуть к мере, которой он уже однажды пользовался. Правда, в 1706 году Петр приставил к Шереметеву сержанта Щепотьева, поручив ему стимулировать расторопность фельдмаршала в его движении к мятежной Астрахани. Теперь царь приставил к Шереметеву гвардии подполковника Василия Владимировича Долгорукого. Главная задача Долгорукого, как сказано в данной ему инструкции, – заставлять фельдмаршала двигаться вперед: …понуждать, чтоб пойтить по приезде ево в три или четыре дни. Вместе с Долгоруким к Шереметеву прибыл и Савва Лукич Рагузинский в качестве дипломатического советника.

Долгорукий прибыл в ставку Шереметева в местечке Немирово 12 мая и, как доложил царю, потребовал от фельдмаршала, чтоб немедленно марш восприял в назначенный наш путь и ничем не отговаривался. Но присутствие Долгорукого мало что изменило. Шереметев все равно запаздывал. Срок прибытия его войск к Днестру (20 мая) не был выдержан, и армия переправилась через Днестр только 30 мая. В итоге стряслось то, чего так опасался Петр: османы успели перейти Дунай и теперь двигались навстречу русским войскам. И ежели б по приказу учинили, – попрекал царь Шереметева, – то б, конечно, преже туркоф к Дунаю были, ибо от Днестра только до Дуная 10 или по нужде 13 дней ходу. А ныне старые ваши песни в одговорках102.

Досталось и Долгорукому, не выполнившему возложенного на него поручения. Зело удивляюсь, – укорял его Петр, – что вы так оплошно делаете, для чего посланы. Ежели б так зделали, как приказано, давно б были у Дуная. И далее упрек: Я зело на вас надеелся, а ныне вижу, что и к тебе то ж пристала, то есть нерасторопность Шереметева.

В настоящее время трудно судить, требовал ли Петр от Шереметева невозможного, или все-таки вся вина за несвоевременное прибытие русской армии к Дунаю лежала на старом и медлительном фельдмаршале. Столь же трудно ответить и на второй вопрос, вытекающий из первого: не могла ли русская армия, достигнув Дуная, оказаться в более тяжелом положении, чем у берегов Прута?

Достоверно можно утверждать одно: путь следования русской армии с самого начала ее движения на юг был крайне тяжелым. О трудностях, которые довелось испытать Шереметеву, проезжавшему по территории Белоруссии и Украины, речь уже шла. Само собой разумеется, что эти трудности умножились, когда двинулись не карета и сопровождавший фельдмаршала отряд драгун, а армия и громоздкий обоз.

Немало невзгод на пути из Москвы в действующую армию выпало и на долю царя, а также его спутников в апреле-мае 1711 года. Екатерина в письме Меншикову из Слуцка объясняла задержку ответа злым путем, которой… до здешнего места имели, так и за болезнию господина контра-адмирала. Кстати, болезнь контра-адмирала, то есть Петра, по заключению медиков, случилася от студеного воздуха и от трудного пути103.

То же самое сообщал и Макаров Ф. М. Апраксину, но уже о следующем отрезке пути. Кабинет-секретарь, как и Екатерина, оказался неисправным корреспондентом ради двух причин: первое, что от злого пути нимало себе не имели времени, ибо от Слуцка до Луцка с 60 миль ехал, и не было такова дни, в которой бы по горло в воде на переправах не были; вторая причина – болезнь царя104.

В весенних документах самым употребительным словом было поспешать. В июне спешить было уже некуда – все равно опоздали. И со страниц писем царя Шереметеву и переписки генералов между собой не сходили слова провиант, хлеб, мясо. 12 июня Петр полушутя, полусерьезно писал Шереметеву: О провианте, отколь и каким образом возможно, делайте, ибо когда салдат приведем, а у вас не будет, что им есть, то вам оных в снедь дадим. Но фельдмаршалу было не до шуток. 16 июня он отвечал царю: Я в провианте с сокрушением своего сердца имел и имею труд, ибо сие есть дело главное105.

Однако между сознанием того, что обеспечение армии провиантом есть дело главное, и возможностью раздобыть этот провиант – дистанция, как говорится, огромного размера.

Армия Шереметева испытывала недостаток в продовольствии уже в начале июня. Оскудения ради хлеба начали есть мясо… Також зело имею великую печаль, что хлеба взять весьма невозможно, ибо здешний край конечно разорен, – писал фельдмаршал царю. Еще хуже обстояло дело у генерала Алларта. Петр сообщал Шереметеву: …уже пять дней как ни хлеба, ни мяса… Извольте нам дать знать подлинно: когда до вас дойдем, будет ли что солдатам есть? Вся надежда была на молдавского господаря Кантемира, перешедшего на сторону России, но хлеба не было и у него. Кантемир снабдил войска только мясом, предоставив 15 тысяч баранов и 4 тысячи волов.

Недостаток продовольствия не единственное испытание, выпавшее на долю армии Шереметева. Его Военно-походный журнал за май-июнь изобилует записями типа зело жаркий день. Жара выжгла траву, лишив лошадей подножного корма. То, что не успевали сделать палящие лучи солнца, довершала саранча. В итоге – гибель лошадей, усложнившая продвижение вперед. Войска, кроме того, страдали от недостатка воды. Вода была, однакож, самая худая: не толико что людям пить, но и лошадям не мочно, ибо многий скот и собаки, пив, померли тут106.